Не так давно, каких-нибудь сто лет назад, в бескрайних степях Галиции кочевало довольно много цыган, и так получилось, что и наш Ром, о котором пойдёт сказ, отстав от своего табора и пытаясь его догнать, ехал на повозке прямо через степь, не разбирая дороги, в противоположную сторону от полуденного солнца, куда возможно ушёл весь табор.
Было лето, но удушающей жары не было. В повозке кричали и шумели шестеро его детей и жена, которая никак не могла их угомонить. В степи в те времена было неспокойно. Где-то далеко шла война, но и в этих степных местах можно было запросто встретиться с разбойниками.
И хоть наш цыган не боялся и мог за себя постоять, но опасаясь за безопасность семьи, он был всё-таки встревожен. Стало темнеть, и Ром решил остановиться на ночлег. Он прикрикнул на лошадь, которая сразу встала как вкопанная, распряг её, стреножил и отпустил пастись. Жена, тем временем, развела костёр и стала готовить неприхотливую пищу, чтобы накормить своих сорванцов.
Время бежало быстро, стало очень темно, и только у костра было видно, как дети с их неуёмной энергией гремят и сверкают ложками, уминая варево матери. Наевшись, кто как мог, расположились у костра. А Ром взял гитару и затянул заунывную, грустную песню – Да ай нанэ мандэ родо…. Так и просидел он до утра, никак, почему-то, не в состоянии заснуть. Всю ночь где-то вдалеке полыхало зарево и слышались отдалённые гулкие хлопки. Это явно не было грозой и тревога у цыгана нарастала всё больше и больше.
Светало. Было ещё совсем рано, и чтобы не будить семью, цыган распутал ноги коня, и зная, что в двух-трех верстах протекает небольшая речушка, решил набрать в дорогу воды да вымыть и напоить коня. До речушки он добрался довольно быстро. Да это была и не речушка, а скорее, ручей, но набрать воды и помыть коня вполне было можно, чем он и занялся. Дела его подходили к концу, как он услышал, где-то не так далеко, топот множества лошадей, непонятный шум и несколько хлопков от взрывов пушечных снарядов. Затем всё стихло. Цыган быстро собрался и поспешил обратно к семье.
Подъезжая к месту, где они остановились на ночлег, то, что он увидел, словами описать было невозможно. Там, где был костёр, вокруг которого спали его жена и дети, зияла, ещё дымясь, огромная воронка. Видимо, шальной снаряд угодил прямо в костёр. Была семья, и нет семьи. Не осталось ничего. Сел цыган на землю и заплакал, всхлипывая и повторяя – О Дэвалэ, Дэвалэ! Кай мири семья, ей кай сы? Знать э судьбица мангэ. Палсо, кай бирин тэ траин пэ кай парны лума?! О Дэвалэ, Дэвалэ!
Так он просидел неподвижно целые сутки, уставившись в ноги, и только губы беззвучно и беспрестанно шевелились, выдавая жизнь в этом застывшем во времени теле.
Через сутки на него наткнулся казачий объезд. Казаки – народ военный, бывалый – и поняли сразу, что случилось. Дело шло к подобедью, и они спешились, расположившись рядом, чуть поодаль. Кто-то стал собирать обед, но многие подошли к цыгану.
- Ты не сиди так – сказал старший из казаков и добавил:
- То, что ты сам себя угробишь тоской да переживаниями, этим горю своему не поможешь. Ты давай-ка, цыган, отведай с нами казачьей снеди и приди в себя, а потом мы все вместе подсобим да похороним останки твоей семьи.
И чуть ли не силой казаки усадили цыгана у общей скатерти и налили ему полную баклагу водки.
- Пей. Это для тебя сейчас первое дело – приказал старший.
Цыган выпил всю баклажку, даже не понимая вкуса, и слёзы ручьём побежали по его щекам, из груди вырвался хриплый стон, и он зарыдал. Казаки понимающе кивали головами.
Через час цыган пришёл в себя и стал оглядываться по сторонам. Затем встал и пошёл копать могилу, чтобы уложить туда то, что осталось от его семьи. Казаки тоже зашевелились и старшина крикнул:
- Ну-ка, баглаи, хватить баять да гутарить, поможем человеку в богоугодном и трудном для него деле.
Казаки разбрелись и начали сносить в одно место то, что осталось от людей и то, что они нашли в окрестностях ночёвки цыганской семьи.
Вот тут и началось необъяснимое. Возле каждого тела ребёнка и останков жены цыгана казаки находили больших тряпичных и довольно красивых кукол. Один из казаков не выдержал, и глядя на землю, где лежали в ряд семь кукол, спросил:
- Скажи-ка болезный, вы ма будь куклы варганили для продажи? Откуда стильки-то? Як будь-то у каждого из твоих ребятишек своя така кукла була. Странно как-то, их даже не попортило, як новенькие. Мм…да! Волхованье прям.
Цыган ничего не ответил, да и не мог ответить, потому как сам был изумлён. Он сам не мог понять и взять в толк, откуда появились куклы.
- Ну, что ты пристал, как банный лист к человеку - сказал старшина.
- Давайте-ка – добавил он – Закончим начатое, хлопцы.
С этими словами казаки сложили останки семьи цыгана в приготовленную им могилу и помолясь, стали закапывать. Закончив работу, казаки достали свои баклажки и помянули усопших.
- Ну всё, цыган, нам пора дюже, служба, однако – заторопились казаки.
- Как хоть кличуть-то тебя, цыган – спросил старшина.
- Морэ, просто Морэ – ответил Ром.
Прощаться долго не стали, гикнули, вскочили на коней, и только пыль завертелась в воздухе.
Казаки исчезли так же внезапно, как и появились. Морэ, как назвал себя Ром, остался стоять один, в степи, со странным чувством в душе, что его семья живая и рядом, что это просто сон.
Но взгляд его упал на могилу, и сердце, как птица в клетке, забилось, стараясь вырываться из его груди. Его взгляд переместился на лежащих в ряд кукол, и тут как будто молния поразила его сознание, волосы на голове встали дыбом – все куклы были поразительно похожи на его детей и особенно большая кукла, которая смотрела на него блестящими пуговками глаз и была вылитой его женой Килей.
Много ли, мало ли времени прошло, но когда цыган Морэ очнулся от мыслей, уже вечерело. Нежно и бережно Морэ сложил в повозку всех кукол и решил заночевать прямо в повозке, привязав к ней своего верного и единственного оставшегося товарища – коня. Не успел он лечь и закрыть глаза, и, видимо, он так устал за последнее время, что тут же провалился в глубокий сон. Но впоследствии он уже не мог сказать и признаться себе, сон это был или явь. Но только он закрыл глаза как услышал привычную возню его детей и такой милый для его сердца – смех жены. Сквозь этот шум его жена и говорит:
- Ты не бойся меня, любимый, а внимательно слушай. Видимо, Богу так угодно, что он забрал нас сразу всех, оставив тебя одного на белом свете без роду, без племени. Но мы с детьми тебя не бросим и поможем тебе коротать твой век. Мы все, я и дети, по воле Всевышнего, превратились в кукол. Но не простых, а с нашей энергией и душами и мы тебе будем помогать, зарабатывать на жизнь нашими выступлениями, в общем, тем, что мы умеем. Это ты всё увидишь позже, но чтобы мы были вместе, ты должен стать кукольником.
- Какой же из меня кукольник санакунэ мири Киля? Я только что и умею, так на гитаре играть да лошадей лечить – ответил Морэ.
- А от тебя ничего больше и не требуется – сказала его жена и добавила:
- Повозка у тебя большая, цветастая да красивая и конь справный, а в остальном я тебя научу и всё расскажу, как и что делать.
И она поведала, что в облике своём, дабы не смущать его, она и дети его больше к нему не явятся, а будут с ним только в облике кукол. Что они будут общаться с ним, как живые, а он должен привыкнуть к этому, не смущаться, не бояться, и когда будут происходить необъяснимые явления, просто не упасть при зрителях в обморок. И что он должен их беречь от воров и мошенников и от соблазнов, которые будут преследовать его. Также довольно подробно рассказала, как перестроить повозку, чтобы открывался своеобразный занавес и какие слова говорить, чтобы привлечь зрителей.
- А теперь взгляни на нас, в последний раз, на тех, которые были – сказала его жена. Они все семеро отодвинулись к краю повозки, обнялись и молча, долго смотрели Морэ в глаза. Глаза у цыгана заслезились, и когда он их вытер и вновь открыл, в повозке кроме кукол больше никого не было.
Когда цыган утром проснулся, то увидел, что самая большая кукла, так похожая на его жену, лежала головой на его плече, а все остальные расположились вокруг него, также, как когда-то раньше это делали его дети. Конечно, это было страшно, но он помнил голос жены – не бояться и привыкать. Морэ осторожно встал и пошёл запрягать коня в повозку. Что его ждало впереди, он и предугадать не мог.
Скоро ли, долго ли, близко ли, далеко ли, сколько прошло времени, цыган не знал, но любая дорога когда-нибудь заканчивается. Сначала впереди показались отдельные хаты, а затем настоящий городок с большими каменными зданиями, улицами и красивыми каретами. Как позже узнал цыган, это был большой город Львов. Морэ спросил у проходивших мимо жителей, где находится рынок и как он может туда проехать. Ему явно везло, и даже жандармы, без присущего им ворчания, показывали ему дорогу. Он такой базарной площади никогда не видел. Она была просто огромна, и ему не составило труда найти для себя место и расположиться, никому не мешая, под тенистым, большим деревом.
Морэ не понимал, как и что будет дальше, но был голоден, и у него не осталось в кармане совершенно ни одного гроша. Ему не оставалось ничего, как или воровать, или поверить в то, что говорила жена. И он решил попробовать. Была не была, двум смертям не бывать, а одной не миновать, так он продолжал думать и направился бродить по базару. Морэ со всеми приветливо здоровался и звал всех на своё представление, ровно в полдень, под старым, большим деревом. Народ улыбался и кивал головами. Время пролетело быстро, и наступил полдень.
Цыган ещё раз посмотрел в повозку: куклы, все, как один, спокойно лежали на своих местах. От страха у цыгана заколотилось сердце и затряслись колени, но он переборол себя, плотно закрыл повозку и открыл у неё верх, как у старых скоморошьих кукольников. Зрителей собралось довольно много, и некоторые уже стали недовольно выкрикивать:
- Ну что, цыган, пообещал представление, а сам в кусты?
Цыган и действительно был рад уже сбежать, но тут подул ветер и повозка затряслась, возможно, от ветра, а возможно и нет. И, о чудо! Появилась кукла женщины-цыганки. Она обвела всех взглядом своих блестящих глаз. Публика была в восторге. Все захлопали и засвистели. А когда кукла громко сказала, что они покажут представление о самой счастливой цыганской семье во всей Галиции, Морэ, чтобы не упасть прижался к дереву, а зрители, думая, что в повозке сидят настоящие, талантливые кукольники, затихли и стали устраиваться поудобнее. У Морэ кружилась голова, ведь этот голос был голосом его жены. Это было настоящее колдовство и магия, но из головы не выходили слова:
- Ты главное верь мне, верь мне и нашим детям.
А представление тем временем продолжалось.
Вот, в центре импровизированной сцены-повозки стали развиваться лоскуты красной атласной материи, рваться вверх и по сторонам, ничем не отличаясь от настоящего костра; послышался шум ветра и стали появляться головы других кукол, как будто они откуда-то издалека подходили к костру, пока они не встали во весь свой рост вокруг искусственного очага. Все куклы балагурили, смеялись и махали руками в приветствии зрителей. Ноги цыгана не выдержали, слёзы заливали глаза, потому что он видел не кукол, а свою жену и детей, и он сел прямо на землю. Так он сидел, пока не услышал голос жены:
- Ну, что ж, костер горит, «бриллиантовые» все глаза просмотрели в ожидании, пора поднять настроение публике. Давайте будем петь, плясать и радовать этот белый свет. Эй, Ром, очнись да возьми гитару свою.
- Тату, ты же обещал нам подыграть – заголосили куклы-дети.
Морэ взял свою гитару, встал у повозки и заиграл их любимую «венгерку». Его пальцы, как птицы носились по струнам, взлетая и падая по грифу инструмента. Куклы танцевали так, как будто это были живые создания. Зрителей стало столько, что, казалось, весь базар собрался вокруг его повозки. А после песни-пляски "А мэ мороза на дарава" публика от восторга долго хлопала и кричала браво. Напоследок, все куклы встали в ряд, перед символическим костром, и стали раскачиваться в такт песни «Нанэ мандэ родо», подпевая и поддерживая этим цыгана Морэ, потому что голос его дрожал и слова утопали в его всхлипах.
Представление завершилось, наступила тишина, куклы поклонились публике и исчезли в темноте повозки. Морэ даже не нужно было подходить к кому-то со своей шляпой, люди сами подходили и клали деньги на лежащую под деревом старую кожаную безрукавку. Каждый хлопал цыгана по плечу и говорил много приятных слов с желанием вновь увидеть это представление.
Молча цыган сидел под деревом, и закрыв глаза, представлял себя в кругу своей семьи.
- Как бы мы сейчас радовались все вместе – думал он.
Прошло несколько часов, пока к нему не подошёл человек и не предложил помощь в ночёвке.
- Нет – сказал цыган, - я же цыган и привык ночевать в своей повозке под открытым небом.
- Но вас же много?! – сказал человек.
И вот тут Морэ действительно стало страшно. Такие представления один человек показать не сможет, а на предложение ответил, что другие уже уехали, и он сейчас один.
Человек мотнул головой и ушёл.
Эх Морэ, Морэ, пропадёшь ты так, или тебя просто повесят за колдовство – подумал цыган и пошёл к своей кибитке.
Забравшись в повозку и расположившись удобно на одеялах, посреди кукол, цыган нарочито громко сказал, что так продолжаться долго не сможет, и душа его в конце концов разорвётся. Ничего не сказали ему куклы.
Утром Морэ посчитал выручку и был просто ошеломлён и счастлив. Жена не обманула его, и денег, даже после первого представления, вполне должно было хватить и на первое время, и на ремонт повозки, которая требовала этого после длительного бездорожья. На краю города цыган нашёл кузницу.
Кузнец оказался старым одиноким цыганом – пхурано – и Морэ остановился у него на ночёвку. Старик, по роду своей профессии, был совсем не дряхлым, а жилистым и крепким, а с щипцами да молотом управлялся, как с игрушечными. На вопрос о таборе кузнец сказал, что табора, какого-либо, давно уже не видел. Кузнец осмотрел коня, кибитку и кивнул головой. До обеда он перековал подковы лошади Морэ, а затем приступил к ремонту его повозки.
Как своему, кузнец расстарался и заменил всю ходовую часть повозки, поставив её на железные рессоры. Покрытие повозки поставил на прочные разборные стойки, чтобы верх хорошо снимался и ставился обратно. Пока кузнец занимался повозкой, Морэ купил красивую плащаницу, расписанную цветами, и они с кузнецом закрыли повозку новым материалом.
- Красота! Ай баро урдо, Ай шукар кибитка получилась – сказал кузнец.
За заботами день и подошёл к концу. Морэ щедро расплатился с кузнецом, и тот пригласил его отужинать с ним. После ужина цыгане закурили трубки и завели непринуждённую беседу.
Морэ рассказал кузнецу свою историю, утаив, конечно, необъяснимые явления и творящееся колдовство с его куклами. А кузнец признался, что когда работал в кибитке, то всё время ощущал на себе чей-то пристальный взгляд, но так и не понял своего волнения.
- Одно могу сказать Морэ, куклы у тебя непростые и не просто они появились в твоей жизни. Будь осторожен, Морэ – сказал кузнец и поведал одну историю из своей жизни:
- Был я тогда ещё маленький, и в нашем таборе случилось несчастье. У одного рома внезапно скончались жена и трое детей. Когда их схоронили, к этому цыгану на следующий день прилетели четыре красивые птицы, которые не покидали его до самой его смерти. Наша шувани говорила, что это его жена и дети, Этот цыган привык к ним и буквально кормил их с рук. А птицы показывали ему правильную дорогу и предупреждали его и весь табор об опасности. Когда цыган умер, птицы исчезли. И только один раз, позже, покружили над табором, и этих птиц уже было пять. Вот такая история, Морэ.
- Да, но это птицы, живые существа, а тут – куклы – подумал Морэ.
Утром, попрощавшись с кузнецом, Морэ отправился в путь дальше.
Морэ стал привыкать к своим куклам и даже стал становиться заправским актёром-кукольником. Появилась уверенность и задор. Он перестал бояться магии, колдовства и, бывало, во время представления, забирался в повозку и играл сценки вместе с куклами. Молва о цыгане-кукольнике летела впереди него, и все представления проходили с полным аншлагом, довольно гладко, и он всегда успевал покинуть место проведения до того, как люди заинтересуются всей его «труппой».
Цыган стал довольно зажиточным и уже намеревался купить себе небольшой дом или здание в каком-нибудь большом городе и сделать в нём кукольный театр. Но всё задуманное и все мечты рухнули в один момент…..
От хутора к хутору, от станицы к станице, от города к городу и добрался наш цыган Морэ к славному и большому городу Киеву. Театралам и кукольникам в городе всегда были рады. И не успел цыган доехать до базарной площади, как многие, несмотря на отсутствие афиш, уже знали, что приехал цыган-кукольник со своей труппой, показывать своих кукол и представление, где концерт и сценки из жизни цыган показывают он и его куклы.
И жил в этом городе старый, кукольных дел мастер. Имел он свой небольшой театр кукол, был сварливый, ненавидел артистов и мечтал о том, чтобы куклы одни могли исполнять роли, без людей.
И мало кто знал, только лишь один его помощник, что этот старик, не только делал куклы, но и был сильным чёрным магом и колдуном, да таким, каких свет не видывал. Но его магия, что бы он ни делал, никак не могла оживить кукол, и от этого он становился ещё злее и сварливее.
От его характера, странных поступков и страшного его вида сбежали все его артисты, театр не работал, куклы пылились на вешалках, а он ходил чернее грозовой тучи. Он слышал о цыгане-кукольнике и о его куклах, и узнав, что тот объявился в городе, тотчас послал своего помощника, посмотреть представление, и переговорить с артистами, чтобы переманить их в свой театр кукол, а заодно и купить этих кукол у цыгана, если они действительно этого достойны.
Сенная площадь в городе была в очень удачном месте, к ней стекались многие улицы, и людей там было всегда много. Чем только не торговали на этой площади: и лошадьми, и повозками, и бричками, и сеном, и дровами, и ещё разной домашней и необходимой в хозяйстве утварью. У цыгана глаза разбегались от такого изобилия товара. По призывам цыгана и по базарным слухам, у его повозки в полдень стояло уже сотни две зевак. Морэ забрался в повозку и встретился с молчаливым взглядом его жены куклы-румны, которая стала шептать:
- Ой, саро нашука, ром. Чувствую неладное. Давай уедем из этого города.
- Поздно. Хорошо, это последнее выступление, и мы больше выступать не будем, пока я не куплю дом. А теперь, как ты учила, – за работу, мири санакунэ, – ответил Морэ.
Цыган привычным движением откинул полог и взял в руки гитару…..
От восторга и от правдивости игры кукол толпа неистовствовала. Кукла-цыганка между плясками и песнями звала из толпы кого-нибудь поближе к повозке и гадала ему по руке, и никого при этом даже не смущал её голос, который доносился то ли от неё, то ли из кибитки, поди разбери в таком шуме. Но гадания были таким, что многие кричали – правда, правда, а другие, краснея, старались затеряться в толпе. Представление удалось на славу. И хоть зрители кричали – ещё! ещё!, цыган крикнул, чтобы не забыли позолотить повозку, что кому сколько не жалко, бросали деньги прямо за занавес. Куклы кланялись, а люди как заворожённые, подходили и бросали деньги под ноги кукол, пытаясь дотянуться и потрогать их.
Тем временем помощник старого колдуна пробрался сзади, к повозке, чтобы посмотреть на артистов. Раздвинув полог и заглянув внутрь, он остолбенел, волосы у него встали дыбом и он даже перестал дышать. В повозке никого не было. Стоял один цыган с гитарой, а куклы просто висели в воздухе, и ни одного артиста. Руки его опустились, щель в пологе закрылась. Много чего он у старика-колдуна видел, но такой магии никогда. Немного постояв и придя в себя, он стремглав побежал к своему хозяину.
Старый колдун, выслушав своего помощника, велел тот час возвращаться ему обратно и любыми путями уговорить цыгана приехать в его дом. Когда его адепт ушёл, старик открыл свои заветные колдовские книги и стал искать ключ, чтобы преодолеть цыганскую магию и подчинить её себе. Колдун даже не думал, что ему придётся столкнуться с цыганской магией, магией Шивы и чарами самой богини Кали – полной тьмы. Она может всё – и умертвить, и оживить.
- Остаётся только воспользоваться хитростью, напором и знаниями мастеров-чернокнижников. В другой форме эта древняя магия мне неподвластна – подумал старик.
Тем временем его помощник уже крутился вокруг повозки цыгана. Морэ с куклами уже закончили представление, и после традиционного сбора пожертвований он собирался ехать и искать подходящее здание для приобретения. Когда цыган уже садился на козлы, к нему подошёл человек. Не молодой, не старый, хорошо одетый, с открытым лицом и с первого вида и с первых слов, внушающий доверие. Помощник колдуна хоть и не имел таких навыков, как у хозяина, но кое-что знал, и расположить к себе любого человека для него было плёвое дело. В разговоре с цыганом он сразу сориентировался в ситуации и предложил купить дом у хозяина, с готовым театром кукол и бутафорией. Цыган сразу согласился, и они поехали смотреть здание и договариваться о цене.
Остановившись у дома колдуна, помощник завёл повозку на задний двор и побежал докладывать хозяину. А Морэ тем временем заглянул в повозку. Куклы лежали на своих местах, и цыган уже был намерен покинуть повозку, но голос жены зазвучал внезапно в его голове:
- Я тебя предупреждала Ром, но уже поздно. Скоро мы сольёмся воедино в другой жизни. Ты ничего не бойся. Как я ни хотела, но судьбу не обманешь. Я чувствую сильное колдовство и призову все силы нашего рода и Богини Кали. Какая будет воля Всевышнего, так тому и быть.
Неожиданно в повозку заглянул знакомый цыгана и протянул Морэ шкатулку.
- Это тебе, хозяин передал – сказал он, странно улыбаясь.
Цыган открыл шкатулку и разум его был мгновенно повержен, больше не подчинялся ему. Помощник колдуна собрал всех кукол, взял за руку цыгана и повёл его безропотно, как животное, под очи своего хозяина. Старый колдун даже не взглянул на цыгана, осмотрел кукол и хмыкнул. Затем взял в углу гостиной палку-посох, которая была вся в сучках, и стал перебирать их, поглаживая пальцами, то по часовой, то против часовой стрелки, приговаривая и нашёптывая одному ему ведомые заклинания…..
Прошло много времени, и комнату стала поглощать мгла. В темноте только лишь светился посох колдуна, освещая блеклым зелёным светом его и его помощника, которого бил озноб, как при лихорадке. Внезапно куклы зашевелились и повисли перед ним в воздухе. Старшая кукла, в виде взрослой цыганки, заговорила с колдуном, довольно смело и безбоязненно:
- Ты, старый чёрт, наверное, думал, что если мы ожили, то это твоё колдовство тому причиной? Как бы не так. Мне надоело смотреть на твои старания, и я решила положить этому конец. Мне явился «свет» и предрёк скорое завершение этой истории, тебя, старого хрыча и всего сущего, что ты составляешь. Лицезрей же тьму полную, чёрная твоя душа, гибель мучительную и пустоту безвременную.
Колдун уже не шептал, а выкрикивал заклинания чёрной магии. Посох его раскалился, и сучки в нём сияли, как алмазы. Он ударил посохом цыгана и тот сразу замертво свалился на пол. Старый и злой маг ещё сдерживал надвигающуюся тьму, пока кукла-цыганка не призвала своих защитников потустороннего мира. Она уже не говорила спокойно, а также кричала, повторяя свои призывы:
- О, предки мои, род мой, из вечного мира Шахти! Призываю вас вызвать Богиню всего сущего – Кали!
Внезапно, вместе с тьмой, пришёл ураганный ветер и с ним тысячи голосов, стоны которых и вой ветра превратились в один сплошной гул. Затрещали и стали лопаться стены дома. Тьма расступилась. От неожиданности Колдун осёкся и замолчал. Перед ним стояла, огромного роста худая женщина, полуобнажённая, с четырьмя руками, с синей кожей, а с плеч свисала чёрная шкура пантеры.
- Кали! – только и выдохнул колдун.
Помощник у колдуна умер тотчас же, от страха упал, как покошенный. Колдун пытался кричать заклинания и вызывать демонов тьмы и даже самого Дьявола, при этом размахивая посохом, как мечом, но всё было тщетно. Кали перехватила посох и переломила его. Другими руками схватила колдуна, его помощника и дико смеясь, пустилась в бешеный пляс, разрушая всё, что её окружало….
На улице города была уже ночь, непонятный свет и сильный раскатистый звук грохота, привели весь квартал в ужас и неописуемый страх. Многие горожане и смелые зеваки, собрались около дома старого кукольника и заворожено смотрели на происходящее. Ещё днём добротное и крепкое здание, сейчас всё светилось, словно от адского пламени, и разрушалось у них на глазах. Затем произошёл взрыв, которым осветило полгорода и от которого погибли не только стоявшие рядом смельчаки, но и были развалены и уничтожены все близлежащие дома.
Затем внезапно всё стихло, как будто ничего и не было, и только вокруг стоял устойчивый запах смерти.
Рано утром на ноги были подняты вся жандармерия, городской совет и уголовный сыск. Неделю вели расследование этого трагического случая, но так ничего и не нашли. На месте происшествия ни взрывчатых веществ, ни боеприпасов, ни химической лаборатории найдено не было. Даже не нашли никаких останков людей в доме старика-кукольника, не считая, на удивление хорошо сохранившихся восьми кукол в цыганских одеждах, похожих на большую цыганскую семью. Кукол передали в музей изобразительного искусства и театрального творчества, и больше о них никто не вспоминал.
Шло время. Прошла революция и гражданская война, и ещё недавно людям было не до театров и искусства, но постепенно жизнь стала восстанавливаться, и молодой Республике снова понадобились высокие культурные ценности. В стране была объявлена НЭП, и стали открываться театры, кино, и одной из основных задач для власти встало воспитание детей.
Поэтому в Москве было указание управлению культуры открыть театр кукол. Все ведомства других городов начали поиск лучших кукольников и кукол. В Киеве, в запасниках управления культуры города, обнаружили великолепно сохранившихся и невероятно красивых восемь кукол цыганского вида и в подарок, по случаю открытия Государственного театра кукол, отправили их в Москву.
Говорят, что впоследствии работники театра заподозрили за этими куклами неладное. По их словам, особенно по ночам, они слышали шум, цыганские песни, смех детей и разговоры на цыганском языке. Сторожа театра были так напуганы, что отказывались от ночной охраны и даже увольнялись с работы. Чтобы не поднимать шум и не привлекать внимание к себе органов власти, руководство театра отправило эту «цыганскую семью» в качестве подарка в какой-то провинциальный городишко, для местного театра кукол.
Как дальше сложилась судьба этих кукол, никому не известно.
Но я думаю придёт время, и мы услышим об этих куклах, о цыгане Морэ и его семье.
Фадеев (Филин) Геннадий
18.06.2018 г.
