На другой стороне

На другой стороне


* * *

Две параллельные, парадоксально, вопреки дилемме
Слились вдали в одну прямую
Обманывая взгляд и логику, и теорему
Реальность представляя нам иную
И сколько б параллельных не представил в ширину
У горизонта видим мы одну
Какой бы логика не делала дисконт
Выходит, что во всём виновен горизонт.

* * *

Было начало лета. Трасса за городом была практически прямая, к тому же, хорошая видимость давала возможность увеличить скорость автомобиля. Ничто не предвещало беды. Через полчаса после того, как мы с друзьями, на нескольких машинах выехали из города, чтобы посетить по делам нашу славную столицу, солнышко скрылось в облаках и стал накрапывать небольшой дождичек. Дождь был таким, что даже не приходилось включать дворники, редкие капли падали на лобовое стекло и тут же, растекаясь, высыхали.

Мысль о том, что нужно было успеть на паром через Каму заставляла, время от времени, на хороших участках дороги, прибавлять скорость и иногда до довольно рискованных значений. Я крепче вцепился в баранку и пристально, не отрываясь, смотрел на дорогу. После дождя дорога заблестела темно-серым зеркалом, и нужно было быть осторожным. До Казани оставалось меньше ста километров. Впереди я заметил небольшой, плавный поворот и довольно далеко – грузовой тягач, едущий по встречной полосе. После всё происходило, как в тумане, или так, как если смотреть в пустыне на призрачный мираж, который расплывается и появляется вновь….. 

….Машина руля не слушалась. Я не понимал, что происходит. Трасса была как будто та и как будто нет. Всё замелькало как при срыве плёнки в кинопроекторе. Неизвестно откуда, я увидел краем глаза, что параллельно шла точно такая же дорога. Дороги в мгновение вдруг резко соединились, машину тряхнуло и вспышка света, как автоматический рубильник, выключила моё сознание, поставив точку в странном, человеческом отрезке пространства и времени, как бы завершив парадокс и решив очередную задачку по теории относительности. 

…Удар был такой силы, что машину практически разорвало напополам, а двигатель автомобиля упёрся в переднее сидение. Два автомобиля, «Жигули» и грузовой тягач «Камаз» врезались друг в друга практически в лобовую. У «Камаза» была сломана передняя ось колеса и вывернута рулевая колонка. Водила «Камаза», отхаркивая кровь и вытирая рукой окровавленное лицо, со стоном вылез, даже скорее выполз, из кабины. Увидев искорёженный легковой автомобиль и людей в нём, его начало рвать. 

Трасса была пуста, и помощи ждать было неоткуда. 

Уже позже, случайные очевидцы рассказывали, что многие наблюдали необычные явления. Воздух как будто переливался цветными тонами и был похож на радугу после дождя. На дороге то появлялось большое количество машин, то вдруг они исчезали почти мгновенно. Все видели и запомнили скорую помощь и женщину-врача в белом халате, которая поставила укол водителю легкового автомобиля, то есть, как бы, мне, но позднее, одни уже сомневались в том, что видели, а другие утверждали, что никаких автомобилей вообще не было. 

….Я очнулся и осмотрелся. Конечно, понятие «осмотрелся» – довольно дерзкое. Я глазами обвёл пространство, которое меня окружало в тот момент. Нетрудно было догадаться, что я нахожусь в больничной палате. И не просто в палате, а в реанимационном помещении, оно было просторное и повсюду стояло медицинское оборудование. Я очень хотел пить. Увидев, что я очнулся, ко мне подошла медсестра и начала говорить со мной на непонятном, поначалу, языке. 

Постепенно я понял, что это татарский. Говорить и двигаться я не мог и только вращал глазами, вернее, одним глазом, потому как второй заплыл, скрытый под чёрно-синей кожей век; я пытался буквально телепатически высказать ей свою просьбу. Всё было тщетно. Затем, немного погодя, вошла врач и быстро поняв, что происходит, спросила по-русски: 

- Что, миленький, пить хочешь? 

Я прикрыл глаз, в знак согласия. Врач сказала медсестре, чтобы она не поила меня ни в коем случае, а только смачивала губы. А мне, глядя прямо в глаза, тихо добавила: 

- Потерпи, тебе сейчас категорически нельзя пить. 

Сознание снова пыталось вырваться из жизненных границ. Всё плыло перед глазами. Я никак не мог вспомнить, как там оказался. Мысленно я вернулся на место событий, до автомобильной аварии, вернее, старался проследить путь, пока я был за рулём…. 

Последнее, что я помню, это то, что наблюдаю за происходящим со стороны. В тот момент меня смущало чувство и образ того, что я видел, как происходило сразу два события, одновременно, на двух дорогах. Но на одной дороге было пусто, кроме двух врезавшихся друг в друга машин – грузовой и легковой – дым и тишина. На другой дороге, которая шла параллельно, была та же самая авария, но вокруг разбитых автомобилей было много людей, техники и стояла скорая помощь. Потом последовали вспышки, одна за другой, и в мгновение обе трассы соединились. Всё перемешалось, и после того как совпали очертания раскуроченных аварией автомобилей, меня словно мощным магнитом втянуло в кромешную темноту. 

…Сознание вновь стало возвращаться. Вначале я услышал звуки, и открыл глаза. 

Та же палата, но появились соседи по койкам, которые охали и стонали. Медсестра, впрочем, была та же самая. Она сразу намочила салфетку и приложила мне к губам, стараясь выжать из неё воду, которая, как бальзам протекала сквозь скреплённые проволокой зубы и смачивала прилипший к нёбу язык. Медсестра оказалась довольно болтливой и уже на русском, рассказала мне, что я нахожусь в Казани, в реанимационной больнице, в которую меня доставили после автомобильной аварии. Что в начале никто не верил в то, что я выживу, но тут же добавила, что если дела пойдут и дальше такими темпами, то, возможно, меня скоро переведут в общую палату. 

Затем время для меня остановилось. Я потерял ему счёт и уже не знал, сколько прошло времени, как я сюда попал. Я только догадывался о том, что мне делали операцию за операцией. Я приходил в сознание, и не улавливая течения времени, снова терял его. Так прошёл месяц. 

Видимо меня держать в реанимационном отделении больше было нельзя, поэтому в следующий раз, когда я очнулся, то был уже в общей палате. Рядом сидела моя родная сестра, которая впоследствии ухаживала и не отходила от меня почти полгода – я всегда сомневался, кому же тяжелее, мне или ей. 

Я никак не мог привыкнуть к мысли, что всё, что происходит, происходит со мной. Я всё помнил – свою жизнь, родственников, друзей, мать, отца, но при этом было ещё что-то, что смущало моё сознание и это что-то было чувством, что изменился и я сам. В голове крутился вопрос – я был другим или стал другим? У меня появились другие мысли, другие интересы, склонности, и хотя они не были мне чужды, раньше они не были в моей голове командными. Я успокаивал себя ещё и тем, что мне много раз переливали чужую кровь и что в моих артериях и венах течёт жидкость, которая была способна и, скорее всего, встроила свои чужеродные нуклеотиды в мою генетическую цепь, и этим изменила моё сознание и разум, или просто я нахожусь не в том мире. 

Вскоре, как только функционирование моих органов стало более-менее стабильным, меня перевезли в мой родной город, но в больнице мне пришлось проваляться ещё полгода. Вновь операции, лучшие врачи, лучшие медикаменты и забота близких мне людей стали совершать своё волшебное действие, и я стал восстанавливаться. Через год я уже был как огурчик или, может быть, почти как огурчик. Жизнь покатилась своим чередом, но только мне часто кто-нибудь да напоминал, что, мол, раз остался жив, значит небесам так нужно, и, как бы, я ещё, видимо, не рассчитался с этим миром и нужен кому-то и для чего-то. 

Годы мелькали, как ласточки перед грозой. Девяностые наградили кладбища тысячами красивых памятников, а двухтысячные годы дали убедиться, что бывает граница только между роскошью и нищетой. И я плыл в этой реке времени, больше не приставая ни к одному берегу. 

Главная ценность, которой я дорожил и дорожу, – это память, которую никогда и никто не отберёт. Это уникальная способность к накапливанию и сбережению уже пройденной и даже виртуальной жизни, которую не отнять ни одним указом президента. 

Но иногда память может оказаться и наказанием, и от неё тоже никуда не деться. 

Я никак не могу выбросить из головы и всё вспоминаю те вспышки и те две дороги и подсознательно чувствую тот, другой, мир, который иногда, до сих пор, приходит ко мне во сне. Мир, в котором я вновь живу, куда-то еду, выхожу из трамвая или автобуса, оказываюсь на знакомых и в то же время незнакомых улицах и гуляю, рассматривая людей и витрины магазинов. Там все мои родные, друзья, которые есть и в реальном мире, но я убеждаюсь, что там другая жизнь, и даже город там чуть другой, и неожиданные встречи со знакомыми мне людьми подтверждают, что и судьбы их там другие. 

Постепенно я пришёл к выводу, что, всё-таки, меня там нет – видимо, там нет собственно моего психологического образа «Я». Не смотря на то, что я чётко осязаю людей, вещи, деньги, покупаю билеты, делаю покупки в магазинах, никто из случайно встреченных мной знакомых и родных не узнаёт меня, и, главное, что там я никогда не могу доехать до своего дома и всегда в решающий момент просыпаюсь. 

Но прошли годы. Я практически полностью восстановился. Приобретённые, новые приоритеты в жизни сделали меня более целеустремлённым, и я посвятил себя работе, труду, самовоспитанию, самообразованию и уходу за своей матерью. Я не забыл старых навыков, слабостей, привязанностей, но многие из них, скорее, кажутся мне какими-то, может быть, даже юношескими, как из времени, которое я уже пережил. Я с охотой музицирую и занимаюсь спортом, но при этом потерял охоту к рисованию и русской бане, без которой раньше я даже не мог прожить и недели. Зато я обрёл стремление и огромное желание писать. Я стал хвататься за всё – за прозу и поэзию и чувствовал и чувствую в этом своё призвание и душевный отдых. 

Я пишу, и пока я пишу, я живу. 

Так благополучно сложилось, и я, несомненно, рад, что меня всегда окружали любящие меня люди, но в то же самое время, меня никогда не покидало чувство одиночества. 

Я знаю, что тогда, давно, случилось в тот день, в день, когда на трассе произошла трагическая авария. Я знаю, почему меня не узнают в том городе, на другой стороне, и почему я никак не могу доехать до своего дома. Там нет моего дома, и в живых, наверное, мало кто остался. А кто остался, время изменило и их судьбы и всё материальное, и знаю, что нечто глобальное не даёт мне заходить слишком далеко – и в прямом, и в переносном смысле. 

Хоть и прошло уже с тех пор двадцать пять лет, но я знаю, что когда-нибудь доеду до своего дома, и если мои надежды совпадут с той, другой, реальностью, я, наверное, останусь. 

Пока я размышлял, незаметно наступила ночь. Пора ложиться спать. Быть может, снова мне приснится та, другая, сторона. 

Всё! Выключаю свет. 

…. Удар был такой силы, что машину практически разорвало напополам, а двигатель автомобиля упёрся в переднее сидение. Два автомобиля, «Жигули» и грузовой тягач «Камаз» врезались друг в друга практически в лобовую. Столкновение было таким, что у «Камаза сломало переднюю ось колеса и вывернуло рулевую колонку. Водила «Камаза», отхаркивая кровь и вытирая рукой окровавленное лицо, со стоном вылез, даже скорее выполз, из кабины. Увидев легковой автомобиль и людей в нём, его начало рвать. Но долг перед собственной совестью заставлял его посмотреть, и если внутри оставался хоть кто-нибудь с признаками жизни, оказать посильную помощь. Он со стоном подошёл к машине, и как бы его не выворачивало, осмотрел окровавленные тела. Все были мертвы. 

05.04.2018 год 

Фадеев (Филин) Геннадий.